Одним из наиболее примечательных событий на конференциях по гештальт-терапии являются мастер-классы или «воркшопы». Их проводят опытные терапевты, демонстрируя те или иные особенности своей работы или же проводя их с акцентом на самопознание. И, пожалуй, самым сильным средством самопознания являются так называемые «феноменологические игры». Вам предлагают какую-то ситуацию или задание, которое нужно выполнить – экспромтом, «в прямом эфире». Это важное условие. В такой ситуации у нас не получается притворяться. Мы воспроизводим свои реальные установки или сценарии поведения. Я очень люблю эту форму работы, и иногда использую в преподавании. Другое дело, что такие игры могут быть тяжелым испытанием для участников, которые лицом к лицу встают перед собственными переживаниями, перед самими собой.
Я расскажу об одной такой «игре», которая была проведена на конференции по гештальт-терапии. Мне кажется, она очень показательна, и лично мне дала много пищи для размышлений касательно того, как мы выстраиваем свои отношения с людьми. Причем через самоисследование, личный опыт. Имена — изменены (кроме моего).
Мастер-класс назывался «Мой вклад», и был посвящен тому, как мы лично вкладываемся во взаимоотношения, какие усилия мы делаем, чтобы развалить или сохранить отношения. Для начала ведущие попросили участников разделиться на две группы, названные условно «терпеливые» и «блудливые». «Блудливые» — это люди, у которых практически не было длительных стабильных отношений, которые легко их разрывают, находятся в постоянном поиске нового партнера – вдруг тот, другой, будет лучше, чем этот. «Терпеливые» — это люди, которые долго находятся в отношениях, которые их не устраивают, но практически ничего не делают, чтобы выйти из них (т.к. попытки что-то изменить в отношениях не удаются). Или уходят-уходят-уходят, а в итоге – остаются. Или заводят параллельные отношения, не в силах расстаться со старым партнером, который не устраивает.
В начале были трудности с распределением. Часть участников быстро определилась, но часть, и я в том числе, никак не могла разобраться. Тогда один из ведущих просто заявил: «вы кому больше завидуете?» Определение через зависть сработала мгновенно, и я оказался среди «терпеливых». Прежде чем читать дальше, определитесь сами, к какому лагерю вы ближе? Можно и через зависть: кому вы больше завидуете: кто может часто менять партнеров, легко расстается и легко находит новых (тогда вам в «терпеливые»), или тем, кто может выстраивать длительные и прочные взаимоотношения, несмотря на то, что нередко не могут их разорвать?
После этого нам было предложено минут 10-15 обсудить свою нелегкую долю. В моей группе делились в основном опытом тяжелых отношений, постоянных надежд на то, что «все когда-нибудь изменится» и «он придет, он будет добрым, ласковым, ветер перемен». Я в основном помалкивал, так как меня эта тема не очень цепляла – меня вполне устраивают нынешние отношения. После обсуждения ведущие попросили от каждой группы выдвинуть по два человека. Первыми – самых активных, тех, кто сильнее всего был эмоционально вовлечен в обсуждение. Потом нужно было выдвинуть самых пассивных, тех, кто меньше всего участвовал и был самым эмоционально стабильным. «Терпеливые» выдвинули меня. С этого момента и началась подлинная работа.
Ведущие отозвали меня и самую умеренную из «блудливых», Лену. Мы получаем инструкцию. Сейчас по очереди мы сядем в круг, и напротив меня сядет самый активный «блудливый». Нашим «оппонентам» нужно будет добиться от нас определенных шагов. Во-первых, им нужно будет с нами познакомиться. Во-вторых – продолжить общение. В-третьих – договориться о каких-либо совместных действиях. Наша задача – не давать им то, чего они захотят. Отвергать. При этом наши собеседники об этой установке ничего знать не будут.
Мысли так или иначе – в связи с темой – вращаются вокруг эротики и, если шире, вокруг взаимоотношений мужчины и женщины в целом. И тут я осознаю простую вещь – из лагеря «блудливых» был выбран мужчина.
В полной мере свое смущение от этого факта я осознаю, когда сажусь в круге напротив него. В аудитории по этому поводу смех, я улыбаюсь, маскируя напряжение. При этом чувствую, что мой «оппонент» растерян и смущен еще больше. От этого я немного расслабляюсь – потому что это ЕМУ нужно будет как-то со мной знакомиться и искать пути взаимодействия, а мне будет просто. Значительно проще отвергать мужчину, чем женщину. Говорить о своих позитивных чувствах к женщине намного проще, чем выражать какие-то теплые чувства к мужчине, ведь это означает соприкосновение с той частью, которая с самого детства подавляется, табуируется. Гештальт-терапевты называют ее «гомосексуальной стороной», и речь здесь идет не обязательно о сексе, но, в первую очередь, о разрешении себе осознавать позитивные и интимные чувства по отношению к представителю своего же пола. И не просто осознавать – но и выражать. Как правило, эти нежные чувства по отношению друг к другу мужчины выражают грубо – тычками да похлопыванием, едким подшучиванием (как аналог дергания за косички девчонок), всячески маскируя эту нежность, чтобы не дай бог не подумали чего «плохого». Как мне кажется, мужчины с гомосексуальной ориентацией, полностью принявшие ее, в чем-то более свободны в плане выражения эмоций – их не останавливает страх «как это я тут выгляжу».
Итак, нужно познакомиться. Собравшись с силами, Олег (так назову своего «оппонента») бросается в атаку. «Привет, меня зовут Олег. Давай познакомимся!». Звучало так, как будто он собирался клеить девушку. Много смеха по этому поводу, мне тоже весело и я достаточно легко, как мне кажется, парирую. «Зачем тебе мое имя, я с тобой знакомиться не собираюсь». Несколько минут прошло в такой пикировке, где мы оба надели маски (как это и бывает при знакомствах), и то, что происходило, напомнило мне двух фехтовальщиков, только Олег нападал, а я его парировал. Олег никак не мог сменить стратегию, учесть, что «познакомиться» совершенно необязательно означает «соблазнить» (что в силу нашей однополости и вовсе приобретало специфический оттенок).
Второй этап. Ведущий, Костя, напомнил Олегу, что перед ним – мужчина. Олег кивнул головой, и… продолжил в том же духе. «Нас с тобой ждет большое будущее!» Я начинаю на него злиться. Сам Олег был мне симпатичен, и я был бы не против поговорить с ним, но это было невозможно, и не только потому, что моей установкой было отвергать его. Дело в том, что Олег ни разу не показывал мне себя настоящего. Он играл, непрерывно менял маски, всеми силами игнорировал реальность – что перед ним сидит мужчина, и что он не горит желанием вступать в диалог. Олег пытался со мной разговаривать так, как будто мы давным-давно знакомы. «Ну, мы с тобой уже давно знакомы, мне бы хотелось узнать о тебе кое-что». Я злюсь и возвращаю Олега к реальности: «Мы с тобой знакомы только полтора часа». Начинаю даже помогать ему: «Ты спроси меня о чем-то, не играя, не притворяясь». Примечательно, что Олег ничего о себе не рассказывал – он только пытался добиться чего-то от меня. Смеха стало значительно меньше. И мне в какой-то момент стало грустно. Грусть переживается нами как реакция на что-то недостижимое, при расставании, при осознании невозможности чего-либо. И я осознавал эту невозможность для Олега развернуть себя настоящего, и невозможность поговорить с ним по душам.
Третий этап. Олег решительно начал предлагать мне сходить куда-нибудь, посидеть (напоминаю, ему нужно было договориться со мной о каких-либо совместных действиях). Я просто отвечаю: «я этого не хочу». И в этот момент Олег сдался. Он как-то сник на стуле, посмотрел несколько раз то в пол, то на меня. «Ну, я просто не знаю, что делать. Хочется просто взять и свалить, так как ты совершенно не хочешь никак взаимодействовать». «То есть это я виноват в том, что у тебя ничего не получилось?» «Ну да. Я и так, и эдак, а ты ни в какую!» Про себя я отмечаю, что даже если бы у меня не было установки отвергать, я бы не пошел навстречу. Что мог бы предложить Олег? Ну, хоть на рыбалку съездить, в поход сходить или еще какое-либо «мужское» занятие. Но Олег все время игнорировал факт, что рядом не девушка; он не интересовался моими склонностями, чтобы обратиться к ним. Он пытался добиться своего, невзирая ни на какие реальные обстоятельства, и, когда у него этого не получилось, он постарался сделать виноватым в этом меня.
Мы не умеем играть и по-настоящему притворяться. В какой бы ситуации мы ни были – пусть и в такой игровой, пусть еще осложненной «однополым общением» — мы играем себя. Более того, игра обостряет наши черты, мы легче их проявляем – дескать, игра, поэтому можно расслабиться. Что делал «блудливый» Олег? В игре он отыгрывал привычный ему сценарий отношений, о чем он и рассказал во время обсуждения. Он редко когда интересовался внутренним миром женщин (да и мужчин тоже), с которыми он пересекался в жизни. Он целеустремленно добивался желаемого, а потом терял интерес. Но просто так «свалить» из отношений не получается, и тогда начинается поиск причин, почему я должен свалить. Виноватым в том, что отношения не сложились, будет партнер.
Весь этот сценарий Олег отыграл. Мои же переживания во многом отражали чувства партнеров Олега. Симпатия – и невозможность что-то понять про Олега, так как он закрыт. Лихорадочная активность, игра, непрерывный, но поверхностный разговор в конце концов приводят к грусти и отчужденности. Тебе не интересен я, а мне ты интересен – но я не могу свой интерес удовлетворить. Ты ускользаешь, постоянно ускользаешь – сначала душевно, а потом – и физически.
Интересно, что многие представители «блудливых», наблюдавшие за сценой, испытывали ко мне мощную злость. Они проецировали на меня гнев на своих партнеров, с которыми «не сложилось». Злость на то, что я не принимаю на себя вину за распадающиеся отношения. Я в их глазах был бесчувственным, жестким, отвергающим. Возможно, я и был таким. Но и реальных шансов проявить себя с другой стороны у меня не было – и как следствие запрета, и как следствие того, что с Олегом (который и руководил, по факту, общением, как сторона, в нем заинтересованная) была возможна только поверхностная игра.
В центр села вторая пара – «терпеливая» Марина и ее оппонент, моя «сообщница» Лена. Задания все те же.
Удивительно, но я практически не помню, что и о чем они говорили. Врезалось в память следующее. Я довольно быстро осознал, что Лене будет тяжелее, чем мне. Намного. Потому что «терпеливая» Марина была неподдельно искренней и душевной, что резко контрастировало с поведением «блудливого» Олега. Она говорила тихим нежным голосом, прикладывала руки к груди, смотрела прямо в лицо. Я стоял за спиной Марины, и видел лицо Лены. Как с каждой минутой ее лицо каменело все больше и больше. Лена отвергала, но это давалось ей все тяжелее и тяжелее. И отвержение это явно переживалось Мариной значительно тяжелее, чем Олегом, ведь в этом диалоге игры практически не было. Но что делала Марина? Она не сдавалась. С неистребимым упорством и терпением она снова и снова предпринимала попытки добиться от Лены взаимности – познакомиться, продолжить общение, договориться о совместной деятельности. Как в своей жизни, Марина, сталкиваясь с отвержением мужа, год за годом пыталась пробить его стену отчуждения. И ведь это были не попытки в стиле Олега – «дай мне то, что я хочу!». В какой-то момент это были слезы. Слезы отчаяния, надежды, мольбы. И что удивительно — Марина совершенно не злилась. Ее отбрасывают с каменным лицом, ее слова не слышат и ее отвергают — но она не разрешает себе злиться, она не разрешает себе испытывать понятный и естественный гнев. И тут срабатывает еще одна закономерность. Если ты подавляешь в себе злость — злиться будет другой. За себя и за тебя.
И я поймал себя на злости в адрес Лены. С одной стороны, я понимал, что ей тяжелее, чем было мне, я знал ее установку. Но все-таки я тоже был из «терпеливых», пусть и из самых умеренных. И моя злость была тоже проекцией. В Лене в этот момент воплотились мои старые «неразделенности». Когда меня отвергали, а я раз за разом, собирая себя, размазанного по полу отвержением, шел снова и снова. И был искренен, и каждый раз надеялся на то, что сейчас-то… Очень много мазохизма в этой ситуации, когда ты терпишь, когда думаешь, что дело только в тебе, и если что-то исправишь – то вот точно она пойдет навстречу… Трагизм ситуации в нашей «игре» и в жизни нередко заключается в том, что дело – не в тебе. Дело в этот момент было в установке Лены, и она не зависела от того, что сделает Марина. Все, что делала Марина, было изначально обречено на провал. Я это знал, и от этого моя проекция только усиливалась. И не только моя – кажется, половина группы сконцентрировала свои чувства (отнюдь не позитивные) на Лене. Как она держалась так долго – не знаю. Но, раз в их паре была мазохистка, то Лена, как она сама потом призналась, неожиданно открыла в себе садиста, соприкоснулась с этой своей стороной. Марина не злилась — и тогда Лена испытывала злость за двоих. Если бы Марина хоть как-то выразила гнев — Лена точно испытала бы облегчение. Ведь на святых злиться невозможно, даже если хочется. Они не дают повода.
В какой-то момент Лена не выдержала, и расплакалась – вслед за Мариной. Не помню, когда – во время «игры», или сразу после нее. Но когда это произошло, мои проекции, превращавшие Лену в равнодушного и бесчувственного садиста, рассыпались моментально. Сама Лена говорила про то, что чувствовала себя садистом, отвергая такого теплого и трепетного человека, как Марина. А я в этот момент смотрел на Марину и чувствовал, какой страшной силой может быть беспомощность и искренность, страшной манипулятивной силой, позволяющей удерживать другого человека рядом с собой – из чувства вины, сострадания, стыда… И что как я и Лена проявили некоторый садизм по отношению к Олегу и Марине, так и они проявили его по отношению к нам. Обе стороны преследовали свои интересы, и дело было не в установках. А в том, что очень трудно быть чувствительным к другому, будучи поглощенным самим собой и собственными переживаниями и целями. Но если «блудливый» Олег существовал только для себя, то «терпеливая» Марина растворялась в другом, вплоть до самоотречения… Очень трудно бывает удерживать баланс в отношениях между собой и другим, сохранять личностные границы, но не держать их непроницаемыми…
Такова «феноменологическая игра». Но, если смотреть шире, вся наша обыденная жизнь – и есть эта самая феноменологическая игра, только не столь сконцентрированная, как в описанной ситуации. Мы отыгрываем одни и те же роли, но в разных контекстах. И если на какой-то момент остановится, прислушаться к себе и к своим переживаниям, то можно почувствовать свою роль, и роль того, кто кружится рядом в бесконечном танце жизни.
…P.S. Ведущие напомнили группе, что Илья и Лена — это не «ваши друзья или бывшие возлюбленные, с которыми у вас были отношения». Это важно — сбросить груз чужих проекций.
© tumbalele