Поиск эквивалентов «здесь-и-сейчас» Ирвин Ялом

Как следует поступать терапевту, если пациент заводит разговор о проблеме, включающей в себя неудачное взаимодействие с другим человеком? Обычно терапевты изучают ситуацию очень глубоко и пытаются помочь пациенту понять его/ее роль в данных обстоятельствах, вырабатывают варианты альтернативного поведения, исследуют неосознанную мотивацию, просчитывают мотивацию других людей и ищут паттерны, то есть аналогичные ситуации, в которых пациент оказывался в прошлом. Освященная веками стратегия имеет свои недостатки: работа не только имеет тенденцию рационализироваться — очень часто она строится на неточной информации, которую дает пациент.

«Здесь-и-сейчас» предлагает гораздо лучший способ. Общая стратегия заключается в том, чтобы найти эквивалент «здесь-и-сейчас» для дисфункционального взаимодействия. Когда это сделано, работа становится гораздо более точной и безотлагательной. Некоторые примеры.

Кит и постоянное недовольство. Кит, сам практикующий психотерапевт, проходящий долговременный курс, рассказал мне о чересчур жестком взаимодействии со своим взрослым сыном. Впервые его сын решил взять на себя все приготовления к ежегодной семейной поездке на кемпинг и рыбалку. Кит, хотя и был обрадован тем, что его сын наконец повзрослел и что ему удалось освободиться от этого бремени, не смог ослабить контроль. Когда он попытался аннулировать все планы сына, настойчиво пытаясь перенести их на немного более ранний срок и в другое место, его сын взорвался, назвав своего отца назойливым деспотом. Кит был опустошен и убежден на сто процентов в том, что он раз и навсегда потерял любовь и уважение своего сына.

Какие задачи преследовал я в этой ситуации? Долгосрочная задача, к которой мы могли бы вернуться в будущем, состояла в том, чтобы изучить неспособность Кита ослабить контроль. Более близкая — в том, чтобы предложить Киту незамедлительное утешение и свое содействие в восстановлении душевного равновесия. Я старался помочь ему обрести такое видение, чтобы он смог осознать, что данное осложнение было не чем иным, как одним скоротечным эпизодом на фоне любящих взаимоотношений с сыном в течение всей его жизни. Я считал, что подробный анализ случая был бы крайне неэффективным, — я никогда не видел его сына и мог только догадываться о его истинных чувствах. Гораздо лучше, казалось мне, идентифицировать и работать с эквивалентом «здесь-и-сейчас» этого неразрешимого события.

Но какого именно события «здесь-и-сейчас»? Для этого нужно было внимательно слушать. Так случилось, что не так давно я направил к Киту пациента, который после нескольких сеансов с ним не вернулся. Кит пребывал в невероятном волнении из-за потери пациента и сильно мучился в течение длительного времени перед тем, как «исповедоваться» мне на предыдущем сеансе. Кит был убежден, что я строго осужу его, не прощу этого провала и никогда больше не направлю ему другого пациента. Обратите внимание на символическую равноценность этих двух событий — в обеих ситуациях Кит предполагал, что единственный его поступок навсегда опозорит его в глазах того, кого он высоко ценил.

Я попытался рассмотреть эпизод «здесь-и-сейчас» из-за его чрезвычайной неотложности и соответствия. Я сам был объектом опасений Кита и мог анализировать свои собственные чувства вместо того, чтобы впустую гадать, что чувствовал его сын. Я сказал ему, что он абсолютно неверно понял меня, что у меня нет ни малейших сомнений в его чувствительности и сострадании и что я уверен — он делает отличную клиническую работу. Было бы очень неразумно с моей стороны пренебрегать долгим опытом общения с ним на основе лишь одного этого эпизода, и я сказал ему, что непременно буду направлять к нему пациентов и в будущем. После завершения анализа я чувствовал уверенность в том, что подобная терапевтическая работа «здесь-и-сейчас» была гораздо более действенной, нежели исследование кризиса с его сыном «тогда-и-там», и что он запомнит нашу встречу гораздо лучше, чем любой рациональный анализ эпизода с его сыном.

Элис и грубость. Элис, шестидесятилетняя вдова, отчаянно ищущая другого мужа, жаловалась на ряд неудачных романов с мужчинами, которые часто исчезали из ее жизни безо всякого объяснения. На третий месяц терапии она поехала в круиз со своим последним кавалером, Моррисом, который выразил свое огорчение ее привычками торговаться, нахально пролезать в начало очереди и занимать лучшие места в экскурсионных автобусах. После путешествия Моррис исчез, отказываясь даже отвечать на ее звонки.

Вместо того чтобы начать анализировать ее отношения с Моррисом, я обратился к моим собственным взаимоотношениям с Элис. Я прекрасно знал, что мне самому точно так же хотелось сбежать, и очень часто с наслаждением представлял, как она говорит, что хотела бы завершить наш курс. Даже несмотря на то, что она дерзко (и успешно) договорилась со мной о значительно более низкой плате, она продолжала твердить мне, насколько несправедливо запрашивать с нее так много. Она никогда не упускала случая высказаться по поводу платы — по поводу того, насколько я отработал ее сегодня, или о моем нежелании предоставить ей еще более низкую плату ввиду ее пожилого возраста. Более того, она выкраивала дополнительное время, начиная разговор о неотложных проблемах в самом конце сеанса или вручая мне что-нибудь почитать (как она говорила, «в ваше свободное время») — дневник с ее снами; статьи о вдовстве, журналистской терапии или заблуждениях Фрейда. В общем, она не знала, что такое деликатность, и точно так же, как в ситуации с Моррисом, внесла в наши отношения нечто грубое и вульгарное. Я знал, что эта действительность «здесь-и-сейчас» — именно то, с чем следует работать, и в итоге спокойное изучение того, как она огрубила наши отношения, оказалось настолько полезным, что несколько месяцев спустя некий необычайно этим пораженный пожилой джентльмен получил от нее телефонный звонок с извинениями.

Милдред и отсутствие близости. Милдред была изнасилована в детстве, вследствие чего у нее были такие серьезные проблемы в физических отношениях с мужем, что брак находился на грани развала. Как только ее муж прикасался к ней, ее начинали преследовать травматические воспоминания прошлого. Этот пример делал невероятно сложной работу над их отношениями, так как было необходимо, чтобы она освободилась от прошлого — а это мучительный процесс.

Изучив отношения «здесь-и-сейчас» между нами, я смог найти немало общего между тем, как она относилась ко мне, и тем, как она относилась к своему мужу. Я часто чувствовал, что она пренебрегает мной во время сеансов. Хотя она была изумительным рассказчиком и обладала возможностью развлекать меня в течение долгого времени, мне было сложно «присутствовать» с ней — то есть быть связанным, заинтересованным, близким с ней, испытывать некое чувство взаимности. Она говорила много и сбивчиво, но никогда не просила меня рассказать о себе, не проявила никаких чувств или любопытства по поводу моего восприятия сеанса, никогда не была «там», обращаясь ко мне. Постепенно, по мере того, как я настойчиво заставлял ее фокусироваться на «междувости» наших взаимоотношений и степени ее отсутствия, и того, как она не допускала меня в свои мысли и чувства, Милдред начала понимать, насколько она отчуждала своего мужа. И однажды она начала сеанс со слов: «Почему-то, я не вполне понимаю почему, я только что сделала удивительное открытие: я никогда не смотрела в глаза моему мужу, когда мы занимались любовью».

Альберт и сдерживаемая ярость. Альберт, которому требовалось более часа, чтобы добраться до моего кабинета, часто ощущал панику при мысли, что его используют. Он знал, что накаляется гневом, но не мог найти способа выразить его. На одном сеансе он описал неприятную встречу со своей подружкой, которая, по его мнению, обманывала его, но он был настолько парализован страхом, что не мог и подумать о том, чтобы разобраться с ней. Сеанс казался мне скучноватым; мы проводили немало времени на многих сеансах, обсуждая этот материал, и я всегда чувствовал, что не могу ничем ему помочь. Я ощущал его разочарованность во мне: он намекал, что разговаривал со многими друзьями, которые придерживались того же мнения, что и я, и советовали ему поговорить с ней или порвать отношения. Я попытался сказать за него:

«Альберт, давайте посмотрим, смогу ли я угадать, что вы чувствуете во время этого сеанса. Вы тратите больше часа на дорогу, чтобы увидеться со мной, и платите мне немало денег. Но мне кажется, что мы повторяемся. Вы чувствуете, что я не помогаю вам. Я говорю то же, что и ваши друзья, но они делают это бесплатно. Вы, должно быть, разочарованы во мне, даже ощущаете себя обманутым, злы на меня за то, что я даю вам столь мало».

Он криво улыбнулся и признал, что моя оценка вполне справедлива. Я был очень близок. Я попросил его выразить все это его собственными словами. Он сделал это с некоторым трепетом. На что я ответил, что, хотя я не могу быть очень доволен тем, что не дал ему того, чего он хотел, мне очень понравилось, что он сказал мне это открыто: гораздо лучше быть честными друг с другом, ведь все равно опосредованно он испытывал эти чувства. Весь этот обмен любезностями оказался очень полезным для Альберта. Его чувства ко мне были близки чувствам к его подружке, и опыт их выражения без ужасных последствий был весьма поучителен.

 

Текст взят из книги Дар Психотерапии Ирвин Ялом

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *