Что такое пси-травма?
Это состояние, записанное в памяти нашего тела, а иногда и в памяти ДНК (если это родовое, семейное). Это некая система конденсированного опыта — как эмоционально заряженный пузырек (порой их множество) в нашем теле, заставляющая нас быть зажатыми, меняющая паттерны нашего дыхания, делающая нас угловатыми, порой неуклюжими. Иногда — заставляя нас заедать, запивать и прочими подобными способами обезболивать невыносимое состояние.
Это состояние заряженное огромным количеством боли, невыносимой боли. Боль — это наша энергия, которая под влиянием какого-то события приняла отрицательный заряд, который ранил и кусал нашу душу.
Мы привыкли думать, что травма — это нечто, что нужно как можно быстрее «заклеить пластырем» повседневности, т.е. вернуться в обычную жизнь и оно «само заживет».
Но корни травмы глубже — у нее есть скрытое послание для нас: активизация недорешенных задач, недоигранных сценариев — часто родовых, семейных — в них тоже полно зажатой энергии, которая хочет вернуться домой: к нам, рассказать нам свою историю и получить принятие и поддержку.
Эта боль фонит в нас обидами, ощущением безвыходности, беспомощности, состоянием проживаемой неcправедливости — это все наша сила, которая хочет вернуться к нам, освободившись от отрицательного заряда негативной памяти.
Любая пси-травма приоткрывает дверку боли, из-за которой на нас потоком выливается боль.
И мы растеряны. Не знаем, что с этим делать. Культура приучила нас к адекватности, а ведь в этот момент проживания боли — хочется орать, кусаться, требовать поддержки и вообще-то материться.
Но мы — адекватные люди, а потому: «все хорошо, не беспокойтесь. I’m fine».
Психотерапия травмы: работа с душевной болью.jpg
Чего мы боимся? Обесценивание как механизм пси-защиты от боли
В этот момент мы на самом деле просто боимся захлебнуться в боли, не справиться с ее потоком. Ведь нам так привычно ОБЕСЦЕНИВАНИЕ.
Я буду в статье называть этот процесс ИНТРОЕКТИРОВАНИЕМ.
Механизм Интроектирования.
1) Обесценивание и подкоп под Идентичность.
Для того, чтобы уронить человека из взрослой (самостной, самостоятельной) позиции, с помощью слов и поведения, вызывается детское состояние — то, при котором человек ощущает свою зависимость от значимых других (от пуповины) в плане получения ресурсов.
По-простому это провокацией зовется: типа, докажи, что ты не верблюд.
Все мы были детьми, были зависимы от родителей, учителей, от их решений, отношения к нам, отношений их друг с другом. Так что это состояние детсткости у нас заякорено.
Достаточно просто — с помощью подходящих якорей (слов, интонации, поступков) — его простимулировать, активизировать детские травмы, травмы из перинатального периода и через них — недоигранные сценарии, прошлые игры: родовые, семейные, в которых очень много боли.
Задача очень понятная: свалить Самость в состояние, когда возникает ощущение тотального поражения. А дальше…
2) Из этого состояния человека заставляют решать взрослые задачи.
И человек из-за этого может испытывать стыд, вину, унижение, отвержение за свою несостоятельность, неспособность справиться с ситуацией.
Происходит импринтирование (впечатывание) состояния — «ты неудачник, лузер».
Человек сам начинает верить в это — он же видит, что и впрямь не справляется с ситуацией.
Это состояние-ощущение чаще всего впечатывается в теле от солнечного сплетения до горла, блокируя способность к самовыражению, активным действиям, проявлению своей подлинности.
Ларингиты, трахеиты, захлебывание кашлем, позывы к тошноте, сдавливание в районе грудной клетки — все это попытки тела освободиться от этого встроенного предписания «ты-неудачник».
И освободившись от него — разблокировать в своем теле энергию травмы, освободить ее от отрицательного заряда, чтобы вернуть себе запертую в травме часть себя.
3) Освобождение возможно: через крик, слезы, истерику, мат, через высказывание своей боли, рыдание, смех. Но…
Как только в современном мире человек пробует рассказать об этом: выговорить, выплеснуть, выкричать это из себя, выплюнуть этот интроект — он очень часто сталкивается со специфической реакцией окружения. Ему указывают тут же на его неадекватность.
Вся современная культура пронизана пропагандой удобности и адекватности: а именно — запрета на определенные эмоции, разговоры, слова. Мат, в частности. И я не имею в виду случаи, когда мат затыкает дырки в словах — хотя это тоже симптом нашего болеющего вида, застрявшего в травме.
Когда же человеку затыкают рот, обвиняют его в неадекватности, в том, что он пытается освободиться от интроектов — снова происходит сваливание его идентичности в детское состояние, см. п. 1.
Круг замкнулся.
Самое трудное на этом этапе — разотождествиться, не верить своему ощущению ничтожности и поражения.
Это священное право человека послать все авторитеты на…. далеко, в общем.
Ведь обесценивание — это механизм, с помощью которого обесценивающий защищается от своих травм, своей боли, которая актуализируется, под влиянием человека, проживающего боль.
Терапия травмы
Она простая и одновременно — очень-очень непростая.
Для этого психологу или психотерапевту нужно уметь принимать в себе боль, уметь БЫТЬ в состоянии УЯЗВИМОСТИ, не стесняться своей ранимости, не испытывать вины за собственное несовершенство, чувствовать ресурс в своей подлинности: как в силе, так и в слабости — а не прикрывать уязвимость очередными масками эго.
Это про то, что для распаковки травмы нужно уметь держать-поддерживать: проживать и не застревать, Поле любой силы.
[Поле — полевой разум: это эмоционально и информационно заряженное пространство, возникающее между тобой и клиентом.]
И в нем — невыносимая боль травмы, нуждающаяся в некотором моменте позитивного покровительства. Чтобы психолог мог одновременно чувствовать-держать Поле с болью и при этом оставаться активным наблюдателем, способным найти ресурс — не сваливаться в обесценивание и оценивание переживаний клиента, не спасаться бегством или саботажем от этой сильной энергии.
Это про то, что у данного психолога должен быть преодолен страх смерти, когда смерть воспринимается частью жизни. А потому — не надо защищаться от боли: она уже никого не убьет. Все останутся живы.
Уязвимость психолога — это необходимый ресурс в работе с травмой клиента. Она — уязвимость — провокатор отказа от пси-защит, она вскрывает выхолощенную маску с кучей пластырей, под которой — боль как энергия: огромное количество энергии. Ведь часто клиент долгие годы в одиночку борется с травмой, накапливая огромное количество подавленной боли.
Уязвимость как противоядие от треугольника «преследователь-жертва-спасатель»
Что такое уязвимость? Уязвимость — это способность человека открыться, несмотря на угрозы расклевывания его ценностей. Способность быть несовершенным и чувствовать себя в порядке, самоценным и самодостаточным.
История от меня. Уж сколько раз я вынужденно поработала спасателем — не пересчитать. Часто просто потому, что больше было бы некому разгрести ситуацию и настал бы полный швах в тех конкретных моментах прошлого, о которых пишу.
Сколько раз я стояла в системных расстановках за бойцов, прошедших всякие боевые действия — уже не перечесть. И почему-то всегда в роли спасателя, того, который вытаскивает товарища из пекла. И внутри: «Вот вот умру. Но если сдамся — будет еще хуже». Такой вот любопытный паттерн.
Еще когда даже не планировала быть психологом бывало, что мужчины виды повидавшие — рыдали у меня на плече к боли своей прикасались и, слава Богу, что хоть хватало у меня тогда ума — просто давать поддержку этому процессу распаковки травмы, без оценок, без суждений — просто глаза в глаза.
Увы, спасателем поневоле я работала лет с 4-х жизнь так складывалась, что я оказывалась самой сильной и дееспособной во всяких перепетиях и жизненных коллизиях. По принципу: разгребает всегда тот, кто способен разгрести.
И каждый раз, когда мне реально нужна была помощь и простое человеческое участие обычно заканчивалось все тем, что та самая дихотомия «брать-отдавать» вырастала во всей красе: оказывалось, что я должна за все-все-все, включая даже то, чего не было в прайсе спасения. Мне бескорыстные спасатели ни разу не попадались.
Вот и получалось — вечный перекос не в мою пользу. Просто никто не мог держать поле с болью и впадал в банальные пси-защиты: от обесценивания меня, до дальнейшего требования от меня, чтобы я вернула долг, которого не брала, да еще и с процентами.
Поэтому, в психотерапии все честнее — в своем случае я платила за то, что психолог обладал опытом и способностью держать Поле с проживаемой мною болью.
И сейчас все просто. Абсолютная простота — способность оказать позитивное покровительство боли и дать ресурс поддержки, не обесценивая опыт, дать ему право эмоциональной разрядки.
Дело в том, что психотерапия травм — это вызов для любого психолога: вызов его боли, его отношения к своей боли, его способности держать Поле.
Ведь, если не обобщать, то в связке с болью очень часто будут идти страх, ярость, обида и очень-очень насыщенный и многообразный поток чувств другого человека. Огромное количество подавленных эмоций-энергий.
Иначе, треугольник спасатель-жертва-преследователь возникнет всенепременно. И захочется обесценить чужую боль, а точнее собственную неспособность вынести эту боль и собственную уязвимость — способность быть раненым и признаться в этом.
Технология работы с травмой
Для этого нужно всего лишь три вещи:
1) Человек, готовый прикоснуться к своей боли. Иногда эта подготовка занимает месяцы и вскрывает кучу изысканных технологий пси-защит.
2) Другой человек, способный держать Поле и выдержать — оказать позитивное покровительство — боли другого, побыть необходимое количество времени в состоянии уязвимости и при этом в контакте с ресурсами.
3) Куча носовых платочков.
Первый этап проходит тем быстрее, чем в лучшем контакте психолог с собственным несовершенством и уязвимостью.
Так что, права была моя коллега-расстановщица: «Боль — это мощный ресурс».
Только, давая себе право на ранимость — человек может стать по-настоящему сильным, по-настоящему Человеком.
Авторка — Ольга Гусева